Prevalence, spectrum, and the relations between short-term and long-term post-acute sequelae of COVID-19 in children

Elena R. Meskina; Мескина Елена Руслановна; Marima K. Khadisova; Хадисова Марима Касумовна; Anna Y. Ushakova; Ушакова Анна Юрьевна; Elena E. Tselipanova; Целипанова Елена Евгеньевна; Lidiya A. Galkina; Галкина Лидия Алексеевна

doi:10.36233/0372-9311-617

Распространённость, спектр и взаимосвязи краткосрочных и долгосрочных последствий COVID-19 у детей

Авторы: Мескина Е.Р.¹, Хадисова М.К.¹, Ушакова А.Ю.¹, Целипанова Е.Е.¹, Галкина Л.А.¹
Учреждения:
1. Московский областной научно-исследовательский клинический институт имени М.Ф. Владимирского
Выпуск: Том 102, № 1 (2025)
Страницы: 43-61
Раздел: ОРИГИНАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
URL: https://microbiol.crie.ru/jour/article/view/18705
DOI: https://doi.org/10.36233/0372-9311-617
EDN: https://elibrary.ru/ppuklt
ID: 18705

Цитировать

Полный текст

Аннотация
Полный текст
Об авторах
Список литературы
Дополнительные файлы
Статистика

Аннотация

Введение. Данные о распространённости cостояния после COVID-19 (Post-COVID-19 condition, РСС) у детей различаются из-за отсутствия конкретных диагностических критериев, надёжных биомаркеров и ограничений многих проведённых исследований. Важно изучить связь между РСС, функциональными расстройствами в прошлом и любыми событиями после перенесённого COVID-19, чтобы оценить истинное бремя РСС у детей.

Цель — определение распространённости РСС во взаимосвязи с исходными функциональными расстройствами у детей в течение года после нетяжёлой формы COVID-19 и острой респираторной вирусной инфекции (ОРВИ) другой этиологии.

Материалы и методы. В проспективное исследование методом сплошной выборки включены дети младше 18 лет, госпитализированные в больницу с подозрением на COVID-19, у которых COVID-19 был подтверждён в полимеразной цепной реакции с обратной транскрипцией (n = 121) или исключён молекулярным и серологическим методами (группа ОРВИ; n = 105). Информация о пациентах собрана с сентября 2020 г. по декабрь 2021 г. путём анкетирования в индексных точках: при выписке из больницы и через 1, 3, 6 и 12 мес. Тяжёлые формы COVID-19 и пациенты с хроническими заболеваниями были исключены. Учитывали функциональные расстройства в анамнезе и любые события, связанные с нарушением здоровья, в течение года наблюдения, выраженность симптомов. Анализ проведён в группах детей < 6 лет и ≥ 6 лет. Симптомы были сгруппированы в кластеры.

Результаты. Симптомы определены с частотой 32% у детей < 6 лет и 39% у детей ≥ 6 лет. Наиболее распространёнными были психоэмоциональный, респираторный кластеры и синдром вегетативных дисфункций (СВД). Симптомы в большинстве случаев были лёгкими с продолжительностью 3–6 мес. После поправки на возраст, СВД в анамнезе и повторные эпизоды ОРВИ не установлено разницы распространённости симптомов между подтверждённым и исключённым COVID-19, кроме гипосмии, частота которой у детей ≥ 6 лет уменьшилась с 14,3% при выписке из больницы до 2,4% через год. Среди пациентов без истории СВД в прошлом и без повторных ОРВИ в течение года РСС de novo было редким явлением (2,7–8,0%) без отличий между COVID-19 и ОРВИ другой этиологии. Риски РСС были существенно повышены у пациентов с СВД в анамнезе: скорректированное отношение шансов через 1 мес — 3,19 (95% ДИ 1,89–5,38), через 6 мес — 3,33 (95% ДИ 1,81–6,15). Множественные (5–25) и устойчивые (во всех индексных точках) симптомы, оценённые пациентами как существенные, возникали de novo редко — 1,7% (95% ДИ 0,4–4,9), но значительно чаще у детей с СВД в анамнезе — 25% (95% ДИ 13,6–39,6%); разница — 23,3% (10,9–35,7%); отношение шансов 14,8 (4,4–50,6); р < 0,001. Повторные эпизоды ОРВИ были важным фактором риска увеличения жалоб когнитивного кластера и ваготонического СВД через 3–6 мес наблюдения.

Заключение. Получены результаты, косвенно поддерживающие концепцию, в которой РСС представляет собой соматоформное функциональное расстройство, вероятно, социогенного характера у тревожных на исходном уровне пациентов. Некоторые пациенты с последствиями COVID-19 и ОРВИ действительно нуждаются в медицинской и психосоциальной реабилитации. Изучение РСС представляет новые аспекты последствий широко распространённых респираторных вирусных инфекций.

Ключевые слова

дети, подростки, COVID-19, состояние после COVID-19, пост-острые последствия COVID-19, длительный COVID-19, синдром вегетативной дисфункции, психоэмоциональные расстройства, соматические симптомы, соматоформное расстройство

Полный текст

Введение

Среди множества глобальных проблем пандемии COVID-19 немаловажное место отводится нарушениям здоровья, которые сохраняются, прогрессируют или возникают после острого периода COVID-19, значительно влияя на повседневную деятельность человека и ухудшая качество жизни.

В научной литературе используются несколько терминов, определяющих длительные последствия COVID-19. Они были предложены позже обозначенной проблемы и касаются сроков возникновения и длительности устойчивых симптомов без конкретизации их эпидемиологических и клинических и характеристик. По определению Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), «состояние после COVID-19 (Post-COVID-19 condition, РСС)» возникает у лиц с историей подтверждённой или вероятной инфекции SARS-CoV-2, когда симптомы, первоначально возникшие в течение 3 мес после острого периода, длятся не менее 2 мес и, как правило, влияют на повседневную деятельность». Это определение может использоваться у пациентов всех возрастов¹ и принято в настоящей публикации. Термин «пост-острые последствия COVID-19 (Postacute sequelae of SARS-CoV-2 (PASC)», предложенный National Institutes of Health, по существу, аналогичен определению ВОЗ [1]. Согласно уточнению другой группы экспертов, термин Long COVID учитывает хотя бы один физический симптом при прочих аналогичных условиях [2]. Отсутствие альтернативной причины нарушений упомянуто как одна их ключевых дефиниций РСС. В настоящее время РСС имеет специальный код нозологической единицы клинического диагноза.

Распространённость, спектр, иерархия и продолжительность симптомов РСС характеризуются значительной гетерогенностью (0,8–74,5%) [3, 4]. У детей и подростков описано более 200 симптомов [5]. С переменным ранговым местом перечислены (в большинстве исследованиях менее 10–20%) слабость, утомляемость, лихорадка, одышка, кашель, головная боль, головокружение, непереносимость физических нагрузок, эмоциональные расстройства, нарушения сна, снижение концентрации, трудности с обучением, гипосмия, дисгевзия, абдоминальная боль [5–7]. Поздние крупные педиатрические контролируемые исследования и метаанализы с сотнями тысяч участников определили симптомы РСС на уровне 25–30% после SARS-CoV-2-инфекции любой формы тяжести у амбулаторных и госпитализированных пациентов [6–8], а также у бессимптомных носителей [9]. Высокое качество исследований ассоциировано с более низким подтверждением РСС [10].

Объединённые оценки инфицированных SARS-CoV-2 детей и неинфицированных (по результатам тестирования при помощи полимеразной цепной реакции) определили одинаковые устойчивые симптомы с небольшой разницей или её отсутствием. Риски отдельных симптомов (гипосмии, дисгевзии, непереносимости физических нагрузок, одышки, когнитивного дефицита, выпадения волос, сердцебиения и усталости) у SARS-CoV-2-положительных пациентов были немного выше, на 2–8% [3, 11], увеличиваясь до 15–30% среди подростков старше 11 лет [12]. Факторы риска педиатрического РСС, помимо подросткового возраста, могут включать женский пол (хотя в остром периоде COVID-19 гендерных отличий не имеет), европейскую расу, тяжёлые формы болезни, пребывание в отделении реанимации и интенсивной терапии, длительность госпитализации, комбинированную коморбидность и исходные нарушения психического здоровья [3, 7, 13]. Другие исследования не обнаружили связи РСС с демографическими показателями (возрастом, полом и расой) [8].

Симптомы могут впервые возникнуть в периоде ранней реконвалесценции COVID-19, сохраняться с различной продолжительностью, колебаться или рецидивировать. У детей траектория основных симптомов РСС снижается со временем от 20–35 до 3–15% без статистических отличий от контроля [7, 14–16]. Распространённость одних симптомов может нарастать через 3–6 мес (до 50–60%) и затем удерживаться на высоком уровне, других — снижаться различными темпами или сохраняться с исходной низкой частотой [16]. У некоторых детей симптомы возникали de novo после 6–12 мес наблюдения [18]. Однако через 6 мес после тестирования как у SARS-CoV-2-положительных (24%), так и SARS CoV-2-отрицательных (17%) пациентов обнаруживались симптомы, соответствовавшие определению РСС [18].

В целом, в сравнении со взрослыми, бремя педиатрического РСС было умеренным или низким, симптомы были более лёгкими и регистрировались значительно реже [3, 11, 16]. Тем не менее РСС значительно снижало качество жизни детей [20] и повседневную активность, было помехой в учебе и требовало более частых обращений за медицинской помощью [20].

Проблемы РСС очевидны [10, 21]. Ограничения включают отсутствие стандартизированных клинических паттернов и биомаркеров, позволяющих его описать и диагностировать, что приводит к определённым трудностям диагностики и планирования клинических исследований. Только 35% опубликованных отчётов использовали 1 из 3 определений РСС (PASC) [22]. Из 110 детей, обратившихся за медицинской помощью с подозрением на РСС, диагноз был подтверждён у 29%, альтернативные соматические/психические заболевания установлены у 47%, причина жалоб осталась невыясненной у 23% [23]. Отзыв, ошибочный отбор, неправильная классификация, отсутствие ответов и/или потеря последующего наблюдения, а также существенная гетерогенность полученных результатов и ограничения метаанализов в связи с недостаточностью данных могут быть объективными недостатками многих публикаций. Тем самым качество доказательств и методологическая строгость ряда научных работ могли быть неоптимальными [4, 6, 10].

С другой стороны, однотипные симптомы у SARS-CoV-2-позитивных и SARS-CoV-2-негативных пациентов предполагают влияние дополнительных факторов, которые до сих пор чётко не определены. В большинстве исследований в качестве предикторов риска РСС указаны хронические заболевания, рутинно зарегистрированные в медицинских базах данных и электронных картах, но не исследовалась роль исходных функциональных расстройств и возможных новых заболеваний в контексте гетерогенного лабильного симптомокомплекса РСС и условий пандемии новой инфекции.

Данное проспективное исследование было запланировано и выполнено на ранних этапах пандемии SARS-CoV-2, но, несмотря на это, результаты его могут быть полезны, т. к. оно является первой попыткой учесть исходные функциональные расстройства у детей в качестве предиктора риска РСС, а также возможность общих последствий COVID-19 и других респираторных инфекций, что, как представляется, поможет достичь лучшего понимания РСС.

Цель исследования — определение распространённости РСС во взаимосвязи с исходными функциональными расстройствами у детей в течение года после нетяжёлой формы COVID-19 и острой респираторной вирусной инфекции (ОРВИ) другой этиологии.

Материалы и методы

Дизайн исследования

Проведено обсервационное продольное исследование методом сплошной выборки краткосрочных и долгосрочных последствий нетяжёлой формы COVID-19 в сравнении с острой респираторной инфекцией другой этиологии у детей любого возраста, госпитализированных в инфекционный стационар. В остром периоде заболевания и в течение года после него наблюдались дети без исходных нарушений здоровья или имевшие в истории развития признаки только функциональных расстройств.

Участники

В исследование включались дети с ОРВИ верхних и нижних дыхательных путей вне зависимости от её сроков. С целью избежать смещения данных, связанных с факторами риска, в исследование не включались дети с тяжёлой и осложнённой формами болезни, имеющие установленные хронические заболевания, а также признаки первичного синдрома вегетативной дисфункции (СВД), в том числе органическое поражение и травмы центральной и периферической нервной системы, чрезмерное перенапряжение нервной системы (отчётливо установленный физический или эмоциональный стресс, занятия спортом в профессиональных секциях), сахарный диабет, ожирение, другие эндокринные нарушения, хронические заболевания сердца, лёгких, нервной, гастроинтестинальной и мочевыводящей систем, иммунодефицит любой этиологии, онкологические и аутоиммунные заболевания.

Пациенты рекрутировались с сентября 2020 г. по декабрь 2021 г., т. е. после первой «волны» уханьского штамма SARS-CoV-2 и до начала распространения генетических вариантов SARS-CoV-2 Omicron в России. В исследование были включены 250 детей в возрасте до 18 лет. COVID-19 был подтверждён рутинными методами на основании положительного теста РНК SARS-CoV-2 в мазках из носа и ротоглотки, взятых в момент госпитализации. Группой сравнения (группа ОРВИ) служили пациенты, у которых COVID-19 был исключён отрицательными мазками из носа и ротоглотки в полимеразной цепной реакции с обратной транскрипцией и серологическими тестами с определением анти-SARS-CoV-2 IgM и IgG в иммуноферментном анализе перед выпиской из стационара на 7–10-й день болезни. Тестирование на другие респираторные вирусы не проводили. Набор пациентов в каждую группу (COVID-19 и ОРВИ) был остановлен на 125-м включенном пациенте. Из исследования было исключено 9,6% пациентов (COVID-19 — 3,2%, ОРВИ — 16%) в связи с развитием тяжёлой пневмонии или потерей контакта за период исследования. Дополнительно из группы ОРВИ исключались пациенты с диагностическими титрами специфических анти-SARS-CoV-2 IgM и IgG. Сравнительный анализ данных проведён в группах численностью 121 (COVID-19) и 105 (ОРВИ) пациентов.

Лечение COVID-19 в стационаре проводили согласно Временным методическим рекомендациям Министерства здравоохранения РФ «Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19)», версии 1–7, а также Методическим рекомендациям Министерства здравоохранения РФ «Особенности клинических проявлений и лечения заболевания, вызванного новой коронавирусной инфекцией (COVID-19) у детей», версии 1 (03.04.2020) и 2 (03.07.2020), актуальным в тот период.

Сбор информации о пациентах был выполнен путём анкетирования матерей и детей старшего возраста в периоде госпитализации и в течение последующего года при телефонном контакте в индексных (контактных) точках через 1, 3, 6 и 12 мес ( ± 5 дней) после неё.

Физическое, психоэмоциональное и когнитивное развитие детей различается с возрастом. Оценка состояния здоровья детей младшего возраста в большей мере зависит от сведений, предоставленных матерью. Дети школьного и подросткового возраста в состоянии предъявлять активные жалобы. Поэтому для детей младше и старше 6 лет были разработаны опросники, адаптированные по возрасту. Опросники были составлены с учётом данных литературы и возможных симптомов после перенесённого COVID-19. Оба опросника содержали два блока вопросов. Первый блок (анамнестический) — 15 вопросов, позволяющих оценить функциональные расстройства (в том числе гастроинтестинальные, дисфункцию вегетативной нервной системы (ВНС), психоэмоциональное состояние, заболеваемость) в анамнезе ребёнка. Опросник второго блока (наблюдательный) для детей < 6 лет включал 53 вопроса, а для детей ≥ 6 лет — 76 вопросов. Оба опросника содержали вопросы об активных жалобах, общем состоянии пациента, интенсивности нарушений при их наличии, признаках психоэмоциональных, когнитивных, функциональных (в том числе гастроинтестинальных) расстройств и СВД, субъективных ощущениях боли, частоте обращений к врачу-педиатру и специалистам, любых заболеваниях, в том числе впервые возникших, фактах госпитализаций, фармакологическом лечении. Оценивали также ответы на вопросы: «Ваше самочувствие хуже, чем до заболевания, или такое же?», «Как Вы оцениваете собственные симптомы: как лёгкие, умеренные или серьёзные?», «Симптомы, которые есть в настоящее время, наблюдались до заболевания?». Дополнительно предлагали оценить состояние общего здоровья по 100-балльной шкале. В случае возникновения повторных ОРВИ информацию о тестировании на SARS-CoV-2 собирали со слов матерей.

За период наблюдения всего зарегистрировано 277 повторных эпизодов ОРВИ, из них рутинно тестировано 85,9% детей. COVID-19 в периоде годичного наблюдения был подтверждён в 3 случаях (эти пациенты не были исключены из исследования). Исследованием не были предусмотрены клиническая и инструментальная диагностика СВД, миалгического энцефаломиелита/синдрома хронической усталости, а также другие исследования, оценивающие функцию различных органов и систем. Анализ проведён в группах детей, стратифицированных по возрасту.

Этическая экспертиза

Законные представители пациентов подписали информированное согласие на участие в исследовании, согласились заполнить разработанные анкеты и ответить на вопросы во время телефонных контактов в течение года после выписки из больницы. Протокол исследования и информированное согласие на участие в исследовании одобрены Независимым этическим комитетом МОНИКИ им. М.Ф. Владимирского (протокол № 10 от 01.09.2020).

Использованные термины и определения

В данной публикации используется термин «Состояние после COVID-19 (Post-COVID-19 condition, РСС)» согласно определению ВОЗ с учётом всех признаков (хотя бы одного) [2], продолжающихся или возникших в течение года. Группы симптомов были сгруппированы по кластерам для удобства их статистического анализа: эмоциональный, когнитивный, усталости, гастроинтестинальный, респираторный и СВД с подкластерами сердечно-сосудистых вегетативных расстройств, симпатикотонического или ваготонического типов. Определения всех использованных терминов подробно представлены в Дополнительных материалах на сайте журнала. Следует подчеркнуть, что сгруппированные в кластеры симптомы логически перекрываются. Также представлены отдельные наиболее часто встречающиеся симптомы. Частота новых симптомов определялась как доля участников с симптомом на дату телефонного контакта, но не имевших этого симптома во всех предшествующих индексных точках.

Статистический анализ

Статистический анализ результатов исследования проведён с использованием пакетов программ «Microsoft Exсel 2011», «Statistica v. 7.0» («StatSoft Inc.»). Выполнено описание количественных и качественных данных с расчётом значений среднего арифметического (M), стандартного отклонения (SD), медианы (Me), нижнего и верхнего квартилей [Q₁; Q₃]. Дискретные признаки представлены в виде доли (%) случаев от общего числа наблюдений. При сравнении нескольких динамических измерений дихотомических переменных использован Q-критерий Кохрена, зависимых качественных показателей — ранговый дисперсионный анализ. При сравнении частот событий в независимых группах применяли критерий χ² Пирсона для четырёхпольных и произвольных таблиц, качественных переменных — двусторонний критерий Манна–Уитни, для сравнения парных зависимых переменных — критерий Мак-Немара с поправкой Йетса. При количестве переменных в 1 ячейке четырёхпольной таблицы менее 5 использовали двусторонний критерий Фишера.

Для оценки величины рисков использовали следующие критерии: частоту события в сравниваемых группах, относительный риск (ОР) события в сравниваемых группах, отношение шансов (ОШ) события к отсутствию шансов события в сравниваемых группах с расчётом 95% доверительных интервалов (ДИ). ОШ < 1 свидетельствует о снижении риска, ОШ = 1 — об отсутствии эффекта, ОШ > 1 — об увеличении риска. Предикторы долгосрочных симптомов оценивались с использованием одно- и многомерной модели логистической регрессии и представлены скорректированными ОШ и 95% ДИ. Статистически значимыми считали различия при p < 0,05.

Результаты

Младший возраст, дети < 6 лет

Исходно в больнице группа COVID-19 отличалась от группы ОРВИ отсутствием крупа (против 8,6%) и бронхита (против 31% соответственно), но более длительным курсом антибактериальной и противовирусной терапии. Разница была формальной из-за отсутствия рекомендаций выделять соответствующие клинические формы COVID-19. Частота внебольничной пневмонии в сравниваемых группах была сопоставимой. В анамнезе пациентов < 6 лет с COVID-19 чаще регистрировались симптомы СВД, функциональные, в том числе гастроинтестинальные расстройства (24,3% против 5,2%; р = 0,006) и атопический дерматит (18,9% против 3,4%; р = 0,026). Более подробно характеристика сравниваемых групп представлена в табл. S1 и табл. S2 в Дополнительных материалах на сайте журнала.

В момент выписки из больницы жалобы/признаки определены у 32 и 38% пациентов < 6 лет без статистической разницы между группами COVID-19 и ОРВИ (табл. 1). В основном нарушения здоровья детей были лёгкими, а количество симптомов/признаков на одного ребёнка — небольшим (как правило, 1–2, не более 3–5). В течение года частота активных жалоб была стабильной в пределах 5–20%. Пик симптомов/признаков, выявленных опросниками, зарегистрирован к 3–6 мес наблюдения с максимальной частотой в группе ОРВИ. Материнская балльная (интегральная) оценка состояния здоровья детей ассоциировалась с данными опросников и продемонстрировала последовательное улучшение после COVID-19 и отсутствие существенных перемен после ОРВИ с худшими в сравнении с COVID-19 показателями, начиная с 3 мес наблюдения (табл. 1).

Таблица 1. Частота регистрации симптомов и признаков у детей младше 6 лет в пост-остром периоде COVID-19 (n = 37) и ОРВИ другой этиологии (n = 58)

Table 1. Frequency of registration of symptoms and signs in children under 6 years in post-acute of COVID-19 (n = 37) and ARTI of other etiology (n = 58)

Жалобы, симптомы, признаки

Сomplaints, symptoms, signs

Выписка из больницы

Discharge from the hospital

Через 1 мес

After 1 month

Через 3 мес

After 3 months

Через 6 мес

After 6 months

Через 12 мес

After 12 months

р₂

Самочувствие нарушено (самооценка), n (%)

Well-being is impaired (self-assessment), n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

6 (16,2)

8 (13,8)

4 (10,8)

7 (12,1)

7 (18,9)

12 (20,7)

8 (21,6)

8 (13,8)

6 (16,2)

3 (5,2)

0,699

0,185

в том числе в лёгкой степени

including mild cases

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (13,5)

5 (8,6)

4 (10,8)

4 (6,9)

6 (16,2)

11 (19,0)

7 (18,9)

6 (10,3)

6 (16,2)

3 (5,2)

0,914

0,066

Жалобы/симптомы, всего (любые, хотя бы один признак, выявленный анкетированием), n (%)

Complaints/symptoms, total (any, at least one sign identified by the questionnaire), n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

12 (32,4)

22 (37,9)

8 (21,6)

25 (43,1)

р₁ = 0,033

10 (27,0)

35 (60,3)

р₁ = 0,002

17 (45,9)

26 (44,8)

10 (27,0)

25 (43,1)

0,061

0,035

Среднее количество признаков, M ± SD

The average quantity of signs, M ± SD

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1,3 ± 0,1

1,8 ± 0,8

1,5 ± 0,8

2,4 ± 1,2

1,4 ± 0,8

1,8 ± 0,9

2,4 ± 1,6

1,8 ± 1,2

1,9 ± 1,1

1,8 ± 1,0

0,670

0,734

Средний балл самооценки общего состояния здоровья, M ± SD / Me [Q₁; Q₃]

The average quantity of signs, M ± SD / Me [Q₁; Q₃]

COVID-19

ОРВИ | ARTI

87,8 ± 17,3 /

90 [80; 100]

91,3 ± 12,2 /

100 [80; 100]

р₁ = 0,329

95,4 ± 7,3 /

100 [90; 100]

90,7 ± 11,1 /

100 [80; 100]

р₁ = 0,076

97,3 ± 6,5 /

100 [100; 100]

92,2 ± 10,9 /

100 [80; 100]

р₁ = 0,021

97,3 ± 8,7 /

100 [100; 100]

92,4 ± 11,7 /

100 [80; 100]

р₁ = 0,018

98,9 ± 5,2 /

100 [100; 100]

94,7 ± 9,2 /

100 [90; 100]

р₁ = 0,008

< 0,001

0,314

Слабость, утомляемость, нарушение двигательной активности, n (%)

Weakness, fatigue, locomotor activity decreased, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (2,7)

1 (1,7)

1 (2,7)

2 (3,4)

1 (2,7)

1 (1,7)

2 (5,4)

–

1 (2,7)

–

0,406

0,147

Кожная сыпь, n (%)

Skin rash, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

3 (5,2)

–

2 (5,4)

5 (8,6)

1 (2,7)

2 (3,4)

–

3 (5,2)

–

Выпадение волос, n (%)

Hair loss, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

2 (3,4)

1 (2,7)

–

Одышка без катаральных симптомов, n (%)

dyspnea without catarrhal symptoms, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

1 (1,7)

1 (2,7)

–

Психоэмоциональные расстройства, n (%)

Psychoemotional disorders, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

2 (5,4)

3 (5,2)

6 (16,2)

10 (17,2)

6 (16,2)

12 (20,7)

5 (13,5)

8 (13,8)

2 (5,4)

7 (12,1)

0,234

0,002

*Психоэмоциональные расстройства de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

Psychoemotional disorders de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (2,7)

–

2 (5,4)

6 (10,3)

4 (10,9)

3 (5,2)

1 (2,7)

–

Нарушения сна, беспокойный сон, n (%)

Sleep disorders, restless sleep, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

6 (16,2)

1 (1,7)

р₁ = 0,013

2 (5,4)

2 (3,4)

5 (13,5)

2 (3,4)

3 (8,1)

2 (3,4)

1 (2,7)

3 (5,2)

0,060

0,644

*Нарушения сна, беспокойный сон de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

Sleep disorders, restless sleep de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (13,5)

1 (1,7)

р₁ = 0,032

1 (2,7)

1 (1,7)

2 (5,4)

1 (1,7)

–

1 (1,7)

–

Когнитивная дисфункция, n (%)

Cognitive dysfunction, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (2,7)

–

2 (5,4)

–

1 (2,7)

–

3 (8,1)

–

2 (5,4)

–

0,406

Симптомы СВД (любые признаки), n (%)

Аutonomic dysfunction (any signs), n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

10 (27,0)

11 (19,0)

7 (18,9)

16 (27,6)

7 (18,9)

13 (22,4)

7 (18,9)

10 (17,2)

7 (18,9)

12 (20,7)

0,670

0,111

*Симптомы СВД de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

AD de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (13,5)

6 (10,3)

3 (8,1)

8 (13,8)

–

1 (1,7)

–

2 (3,4)

2 (5,4)

2 (3,4)

–

Гастроинтестинальные расстройства (всего), n (%)

Gastrointestinal disorders (total), n (%)

в том числе: | including:

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (8,1)

5 (8,6)

2 (5,4)

13 (22,4)

р₁ = 0,041

1 (2,7)

5 (8,6)

12 (32,4)

5 (8,6)

р₁ = 0,004

3 (8,1)

3 (3,4)

< 0,001

0,016

боли в животе

abdominal pain

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

2 (3,4)

1 (2,7)

2 (3,4)

–

1 (1,7)

–

1 (1,7)

2 (5,4)

1 (1,7)

запор

constipation

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (2,7)

1 (1,7)

1 (2,7)

–

1 (2,7)

2 (3,4)

1 (2,7)

1 (1,7)

–

диарея

diarrhea

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

2 (3,4)

–

12 (20,7)

–

2 (3,4)

11 (29,7)

3 (5,2)

1 (2,7)

1 (1,7)

*Гастроинтестинальные расстройства de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

Gastrointestinal disorders de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

3 (5,0)

1 (2,7)

11 (18,3)

р₁ = 0,026

–

3 (5,2)

3 (8,1)

1 (1,7)

1 (2,7)

–

Катаральные симптомы на момент телефонного контакта, n (%)

Catarrhal symptoms at the telephone contact, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

2 (5,4)

15 (25,9)

р₁ = 0,013

1 (2,7)

14 (24,1)

р₁ = 0,003

2 (5,4)

21 (36,2)

р₁ < 0,001

4 (10,8)

18 (31,0)

р₁ = 0,023

4 (10,8)

21 (36,2)

р₁ = 0,004

0,435

0,433

Только катаральные симптомы, n (%)

Catarrhal symptoms only, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

2 (5,4)

11 (19,0)

0,061

2 (5,4)

3 (5,2)

1 (2,7)

16 (27,6)

р₁ = 0,002

2 (5,4)

10 (17,2)

р₁ = 0,091

2 (5,4)

10 (17,2)

р₁ = 0,091

0,910

0,006

Повторные эпизоды ОРВИ между точками телефонного контакта, n (%)

Recurrent episodes of ARTI episodes between the points of telephone contact, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

6 (16,2)

16 (27,6)

5 (13,5)

27 (46,6)

р₁ < 0,001

11 (29,7)

29 (50,0)

р₁ = 0,052

18 (48,6)

25 (43,1)

< 0,001

0,045

Частота осложнённого течения ОРВИ (круп, пневмония фебрильные судороги, лимфаденит), n (%)

Frequency of complicated course of ARTI (croup, pneumonia, febrile convulsions, lymphadenitis), n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

3 (5,1)

–

2 (3,4)

1 (2,7)

2(3,4)

1 (2,7)

1 (1,7)

–

Частота антибактериальной терапии, n (%)

ABT frequency, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

3 (5,1)

–

7 (12,1)

2 (5,4)

9 (15,5)

–

7 (12,1)

–

0,089

Количество детей, обращавшихся к врачу за период между точками телефонного контакта, n (%)

The children number with doctor’s appointment between telephone contact points, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

6 (16,2)

17 (29,3)

7 (18,9)

27 (46,6)

р₁ = 0,007

13 (35,1)

26 (44,8)

12 (32,4)

22 (37,9)

0,056

0,155

Среднее число обращений к врачу, M ± SD

Аverage number of medical appointments, M ± SD

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1,2 ± 0,4

1,1 ± 0,7

1,9 ± 0,9

1,2 ± 0,5

1,5 ± 0,9

1,2 ± 0,6

1,3 ± 0,5

1,2 ± 0,5

0,428

0,391

Количество госпитализаций между точками телефонного контакта, n (%)

The hospitalizations number between telephone contact points, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

3 (5,1)

1 (2,7)

–

1 (2,7)

3 (5,1)

2 (5,4)

–

Примечание. Здесь и в табл. 2: *в момент выписки из больницы признаки de novo по отношению к периоду до заболевания. Для сравнения динамики частот признаков в группах (р₁) использован Q-критерий Кохрена, качественных признаков — ранговый дисперсионный анализ, для сравнения парных зависимых признаков (р₂) — критерий Мак-Немара, для сравнения парных независимых признаков — χ² для четырёхпольных таблиц с поправкой Йетса или двусторонний критерий Фишера.

Note. Here and in the Table 2: *At the time of discharge from the hospital, signs de novo in relation to the period before the disease. AD — autonomic dysfunction, ABT — antibacterial therapy. The Cochran’s Q test was used to compare the dynamics of the frequency of signs in groups (р₁), rank analysis of variance was used to compare qualitative signs, the McNemar's test was used to compare paired dependent characteristics (р₂), χ² for four-field tables with the Yeats correction or two-tailed Fisher's test were used to compare paired independent features.

Типичные симптомы (слабость, утомляемость, дыхательные расстройства) во всех контактных точках встречались очень редко (1–2%). Симптомы СВД, психоэмоциональные расстройства, проблемы со сном и катаральные симптомы были распространены чаще других вне зависимости от группы сравнения. Респонденты групп COVID-19 и ОРВИ отметили симптомы СВД de novo в момент выписки из больницы по отношению к периоду до заболевания в 13,5 и 10,3% случаев соответственно (р > 0,05; см. табл. 1). Далее по отношению к предшествующей точке контакта новые симптомы СВД возникали в диапазоне 2,0–13,8% в обеих группах. После COVID-19 распространённость эмоциональных расстройств была относительно стабильной, но в группе ОРВИ имела характер параболической кривой с вершиной (20,7%) через 3 мес после выписки из больницы. В целом за год признаки СВД de novo появились у 27,0% респондентов группы COVID-19 и 34,5% группы ОРВИ (р > 0,05), а новые случаи психоэмоциональных расстройств — у 21,6 и 15,5% соответственно (р > 0,05). Все пациенты с СВД в анамнезе периодически указывали на его симптомы в тех или иных точках телефонного контакта. Симптомы СВД на протяжении всего года отсутствовали у 54% детей группы COVID-19 и 65,5% детей группы ОРВИ, расстройства психоэмоциональной сферы — у 73 и 82,8%, сна — у 75,7 и 93,1% соответственно (для всех показателей р > 0,05).

Максимальное количество жалоб через 3–6 мес после выписки из больницы ассоциировалось с новыми эпизодами острых респираторных и кишечных инфекций, которые были основной причиной обращений за медицинской помощью. Катаральные симптомы без других признаков в эти сроки встречались нередко и значительно чаще после ОРВИ, чем после COVID-19 (табл. 1). Повторно заболели ОРВИ в течение 3 мес после выписки из больницы 27 и 55,2% (р = 0,008) детей в сравниваемых группах, в течение 6 мес — 40,5 и 89,9% соответственно (р < 0,001). Подтверждённые случаи острого гастроэнтерита встречались (в разные сроки) у 13,5% детей группы COVID-19 и 6,9% детей группы ОРВИ.

Дополнительно после COVID-19 диагностированы гепатит неустановленной этиологии низкой активности длительностью 3 мес (2,7%; 95% ДИ 0,1–15,8), шейный лимфаденит и инфекция мочевыводящих путей; в группе ОРВИ — ветряная оспа (3 случая), внебольничная пневмония, отит, COVID-19 (1 случай) и инфекция мочевыводящих путей. Ничем не болели в течение года 24,3% детей группы COVID-19 и 6,9% детей группы ОРВИ (р = 0,033).

Какие-либо устойчивые нарушения, значительно влияющие на общее состояние здоровья (по самооценкам матерей), во всех временны́х точках имели 3 (8,1%; 95% ДИ 1,7–21,9) ребёнка из группы COVID-19 и 1 (1,7%; 95% ДИ 0,04–9,2%) — из группы ОРВИ (р = 0,050). Однако подобные симптомы регистрировались в анамнезе этих пациентов и до включения в исследование. У остальных детей жалобы/признаки имели преходящий характер. Не установлено влияния возраста и пола на изучаемые показатели у детей < 6 лет.

Общая частота случаев, соответствующих определению РСС, у детей < 6 лет через 1, 3, 6 и 12 мес после выписки из больницы была относительно стабильной и составила после COVID-19 — 19, 24, 30 и 16%, после ОРВИ — 19, 24, 24 и 15,5% (во всех точках р > 0,05). Но после исключения пациентов, болевших острыми инфекциями или другими установленными заболеваниями, оказалось, что РСС регистрировалось de novo редко — 2,7–8,1% через 1–3 мес после выписки из больницы, и отсутствовало через 6 мес (рисунок, а).

Частота РСС (согласно определению ВОЗ) в группах COVID-19 и ОРВИ у неболевших с учётом СВД в анамнезе и симптомов de novo.

а — дети младше 6 лет; б — дети в возрасте 6–18 лет.

*р = 0,027 между детьми < 6 лет и ≥ 6 лет; в ряду «были ранее» представлены симптомы, регистрировавшиеся по отношению к предыдущей временнóй точке.

Incidence of PCC (as defined by WHO) in non-sick children in COVID-19 and ARTI groups over time, adjusted for AD history and de novo symptoms.

a — children under 6 years old; b — children aged 6–18 years.

*p = 0.027 between children < 6 years and ≥ 6 years; the "were before" series presented symptoms recorded in relation to the previous time point; PCC — post-COVID-19 condition; AD — autonomic dysfunction.

Скорректированные шансы симптомов СВД (сОШ = 2,192; 95% ДИ 1,246–3,865; р = 0,007) или эмоциональных расстройств (сОШ = 2,081; 95% ДИ 1,035–4,187; р = 0,039) были повышены к 6 мес после выписки из больницы как у SARS-CoV-2-позитивных, так и SARS-CoV-2-негативных пациентов в том случае, если они повторно болели ОРВИ.

Старший возраст, дети ≥ 6 лет

Группа COVID-19 отличалась от группы ОРВИ смещением возрастной структуры в сторону преобладания подростков 10–17 лет (70,2% против 51,1%; р = 0,024), группа ОРВИ — более высокой частотой бронхита и более короткой продолжительностью антибактериальной терапии и противовирусной терапии (аналогично детям младшего возраста). Анамнез пациентов ≥ 6 лет не отличался, за исключением более частой истории внебольничной пневмонии среди госпитализированных с ОРВИ (табл. S3 и табл. S4 в Дополнительных материалах на сайте журнала).

Дети ≥ 6 лет оценивали свое состояние здоровья хуже, чем пациенты < 6 лет (табл. 2; табл. S5 в Дополнительных материалах на сайте журнала). В момент выписки из больницы частота жалоб и симптомов была выше (36,9%) в группе COVID-19, чем в группе ОРВИ (8,5%; табл. 2). В течение года самооценка нарушений здоровья после COVID-19 свидетельствовала об умеренном улучшении в соответствии со средним интегральным баллом. В группе ОРВИ динамика изменений имела обратную направленность (табл. 2). Пациенты ≥ 6 лет предъявляли более широкий спектр жалоб, и их среднее число на 1 ребёнка было выше, чем у детей < 6 лет, во всех точках телефонного контакта. Доля детей с большим количеством жалоб/признаков (6–25) колебалась в диапазоне 2–13% без различий между группами и временны́ми точками. Почти во всех случаях (87–88%) множественные жалобы предъявляли дети с исходными функциональными расстройствами здоровья в анамнезе.

Таблица 2. Частота регистрации симптомов и признаков у детей 6–18 лет в пост-остром периоде COVID-19 (n = 84) и ОРВИ другой этиологии (n = 47)

Table 2. Frequency of registration of symptoms and signs in children from 6 to 18 years in post-acute of COVID-19 (n = 84) and ARTI of other etiology (n = 47)

Жалобы, симптомы, признаки

Сomplaints, symptoms, signs

Выписка из больницы

Discharge from the hospital

Через 1 мес

After 1 month

Через 3 мес

After 3 months

Через 6 мес

After 6 months

Через 12 мес

After 12 months

р₂

Самочувствие нарушено (самооценка), n (%)

Well-being is impaired (self-assessment), n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

31 (36,9)

4 (8,5)

р₁ < 0,001

30 (35,7)

11 (23,4)

23 (27,4)

11 (23,4)

25 (29,8)

10 (21,3)

19 (22,6)

11 (23,4)

< 0,009

0,149

в том числе в лёгкой степени

including to a mild

COVID-19

ОРВИ | ARTI

20 (23,8)

2 (4,3)

р₁ = 0,001

20 (23,8)

9 (19,1)

16 (19,0)

9 (19,1)

15 (17,9)

8 (17,0)

15 (17,9)

8 (17,0)

< 0,009

0,267

Жалобы/симптомы, всего (любые, хотя бы один признак, выявленный анкетированием), n (%)

Complaints/symptoms, total (any, at least one sign identified by the questionnaire), n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

33 (39,3)

10 (21,3)

р₁ = 0,036

38 (45,2)

22 (46,8)

36 (42,9)

24 (51,1)

38 (45,2)

23 (48,9)

33 (39,3)

24(51,7)

0,617

0,002

Среднее количество признаков, M ± SD / Me [Q₁; Q₃]

The average quantity of signs, M ± SD / Me [Q₁; Q₃]

COVID-19

ОРВИ | ARTI

4,5 ± 5,0 /

3 [2–5]

2,0 ± 1,9 /

1 [1–2]

р₁ = 0,019

5,0 ± 4,9 /

3 [2–5]

3,0 ± 2,4 /

2 [1–4]

р₁ = 0,081

4,8 ± 5,0 /

3 [2, 0–5, 5]

3,6 ± 02,5 /

3 [1, 5–5, 5]

р₁ = 0,718

4,3 ± 3,9 /

3 [2–5]

3,3 ± 2,5 /

2 [1, 0–5, 5]

р₁ = 0,344

4,3 ± 3,6 /

3 [2–6]

2,9 ± 1,9 /

2 [2, 0–4, 5]

р₁ = 0,209

0,464

0,346

Средний балл самооценки общего состояния здоровья, M ± SD / Me [Q₁–Q₃]

The average quantity of signs, M ± SD / Me [Q₁; Q₃]

COVID-19

ОРВИ | ARTI

86,5 ± 16,6

95 [70; 100]

95,1 ± 10,0 /

100 [100; 100]

р₁ = 0,001

89,3 ± 15,6

100 [80; 100]

89,8 ± 15,4 /

100 [80; 100]

р₁ = 0,803

91,4 ± 14,4

100 [80; 100]

89,8 ± 15,4 /

100 [80; 100]

р₁ = 0,576

92,4 ± 14,7

100 [85; 100]

90,4 ± 14,1 /

100 [80; 100]

р₁ = 0,354

94,9 ± 11,7

100 [80; 100]

89,4 ± 15,7 /

100 [70; 100]

р₁ = 0,040

< 0,001

0,049

Слабость, утомляемость, нарушение двигательной активности, n (%)

Weakness, fatigue, locomotor activity decreased, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

20 (23,8)

5 (10,6)

23 (27,4)

11 (23,4)

18 (21,4)

11 (23,4)

17 (20,2)

10 (21,3)

11 (13,1)

6 (12,8)

0,018

0,044

*Слабость, утомляемость, нарушение двигательной активности de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

Weakness, fatigue, locomotor activity decreased de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

12 (14,3)

3 (6,4)

5 (6,0)

5 (10,6)

1 (1,2)

–

5 (6,0)

2 (4,3)

–

1 (2,1)

–

Субфебрилитет более 2 нед, n (%)

Subfebrile conditions (more than 2 weeks), n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

9 (10,7)

1 (2,1)

р₁ = 0,076

12 (14,3)

1 (2,1)

р₁ = 0,031

10 (11,9)

1 (2,1)

р₁ = 0,053

7 (8,3)

1 (2,1)

5 (6,0)

–

0,080

0,809

Головная боль, n (%)

Headache, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

15 (17,9)

3 (6,4)

р₁ = 0,068

16 (19,0)

6 (12,8)

14 (16,7)

6 (12,8)

15 (17,9)

6 (12,8)

15 (17,9)

3 (6,4)

р₁ = 0,068

0,982

0,224

*Головная боль de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

Headache de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

7 (8,3)

1 (2,1)

4 (4,8)

2 (4,3)

–

1 (1,2)

2 (4,3)

3 (3,6)

–

Боли в мышцах, спазмы мышц, n (%)

Muscle pain, muscle spasms, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

2 (2,4)

–

2 (2,4)

1 (2,1)

3 (3,6)

–

3 (3,6)

–

3 (3,6)

–

Гипосмия, n (%)

Hyposmia, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

12 (14,3)

–

6 (7,1)

1 (2,1)

3 (3,6)

1 (2,1)

3 (3,6)

–

2 (2,4)

–

< 0,001

–

Кожная сыпь, n (%)

Skin rash, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

1 (1,2)

1 (2,1)

2 (2,4)

1 (2,1)

1 (1,2)

–

1 (1,2)

1 (2,1)

–

Выпадение волос, n (%)

Hair loss, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (1,2)

–

3 (3,6)

1 (2,1)

3 (3,6)

1 (2,1)

2 (2,4)

1 (2,1)

3 (3,6)

–

Артрит, боли в суставах, n (%)

Аrthritis, joint pain, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

1 (1,2)

–

2 (2,4)

–

2 (2,4)

–

2 (2,4)

–

Одышка без катаральных симптомов, n (%)

Dyspnea without catarrhal symptoms, n (%)

в покое | at rest

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

при нагрузке | at load

COVID-19

ОРВИ | ARTI

2 (2,4)

–

4 (4,8)

–

4 (4,8)

–

3 (3,6)

–

3 (3,6)

–

Психоэмоциональные расстройства, n (%)

Psychoemotional disorders, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

10 (11,9)

2 (4,3)

12 (14,3)

4 (8,5)

14 (16,7)

4 (8,5)

12 (14,3)

5 (10,6)

13 (15,5)

5 (10,6)

0,354

0,329

в том числе: | including:

тревога и депрессия | anxiety and depression

COVID-19

ОРВИ | ARTI

3 (3,6)

1 (2,1)

3 (3,6)

1 (2,1)

4 (4,8)

1 (2,1)

4 (4,8)

1 (2,1)

3 (3,6)

1 (2,1)

0,531

0,406

панические атаки | panic attacks

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

*Психоэмоциональные расстройства de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

Psychoemotional disorders de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (6,0)

1 (2,1)

3 (3,6)

2 (4,2)

1 (1,2)

–

1 (2,1)

2 (2,4)

–

Непереносимость физических нагрузок, n (%)

Intolerance to physical activity, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

6 (7,1)

–

5 (6,0)

3 (6,4)

9 (10,7)

3 (6,4)

7 (8,7)

3 (6,4)

5 (6,0)

1 (2,1)

0,405

0,092

Непереносимость эмоциональных нагрузок, n (%)

Intolerance to emotional stress, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (6,0)

–

5 (6,0)

2 (4,3)

4 (4,8)

2 (4,3)

3 (3,6)

1 (2,1)

4 (4,8)

3 (6,4)

0,800

0,316

Нарушения сна, беспокойный сон, n (%)

Sleep disorders, restless sleep, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

2 (2,4)

1 (2,1)

5 (6,0)

2 (4,3)

4 (4,8)

2 (4,3)

5 (6,0)

1 (2,1)

5 (6,0)

2 (4,3)

0,437

0,558

*Нарушения сна, беспокойный сон de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

Sleep disorders, restless sleep de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (1,2)

1 (2,1)

2 (2,4)

1 (2,1)

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

2 (2,4)

–

Когнитивная дисфункция, n (%)

Cognitive dysfunction, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

8 (9,5)

2 (4,3)

13 (15,5)

5 (10,6)

11 (13,1)

5 (10,6)

12 (14,3)

8 (17,0)

9 (10,7)

1 (2,1)

0,220

0,009

в том числе нарушение памяти

including memory impairment

COVID-19

ОРВИ | ARTI

3 (3,6)

–

5 (6,0)

–

5 (6,0)

–

6 (7,1)

1 (2,1)

7 (8,3)

1 (2,1)

0,149

0,406

Симптомы СВД (любые признаки), n (%)

Autonomic dysfunction (any signs), n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

34 (40,5)

10 (21,3)

р₁ = 0,026

34 (40,5)

15 (31,9)

30 (35,7)

16 (34,0)

31 (36,9)

15 (31,9)

26 (31,0)

9 (19,1)

0,436

0,002

*Симптомы СВД de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

AD de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

16 (19,0)

3 (6,4)

р₁ = 0,086

4 (4,8)

5 (10,6)

–

6 (7,1)

3 (6,4)

2 (2,4)

–

Сердечно-сосудистые симптомы, n (%)

Cardiovascular symptoms, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

13 (15,5)

1 (2,1)

р₁ = 0,018

18 (21,4)

4 (8,5)

р₁ = 0,058

6 (7,1)

2 (4,3)

9 (10,7)

2 (4,3)

11 (13,1)

1 (2,1)

р₁ = 0,054

0,011

0,406

СВД по адренергическому типу, n (%)

Adrenergic autonomic dysfunction, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

13 (15,5)

2 (4,3)

р₁ = 0,054

19 (22,6)

10 (21,3)

17 (20,2)

5 (10,6)

15 (17,9)

6 (12,8)

11 (13,1)

4 (14,9)

0,243

0,033

СВД по ваготоническому типу, n (%)

Vagotonic autonomic dysfunction, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

14 (16,7)

5 (10,6)

10 (11,9)

4 (8,5)

5 (6,0)

8 (17,0)

р₁ = 0,043

8 (9,5)

7 (14,9)

8 (9,5)

1 (2,1)

0,032

0,046

СВД по смешанному типу, n (%)

Mixed-type autonomic dysfunction, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (6,0)

–

5 (6,0)

1 (2,1)

8 (9,5)

3 (6,4)

8 (9,5)

2 (4,2)

7 (8,3)

1 (2,1)

0,771

0,363

Гастроинтестинальные расстройства, n (%)

Gastrointestinal disorders, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (6,0)

—

10 (11,9)

6 (12,8)

11 (13,1)

6 (12,8)

11 (13,1)

3 (6,4)

10 (11,9)

2 (4,3)

0,135

0,005

в том числе: | including:

боли в животе | abdominal pain

COVID-19

ОРВИ | ARTI

4 (4,8)

–

9 (10,7)

5 (10,6)

9 (10,7)

5 (10,6)

9 (10,7)

3 (6,4)

9 (10,7)

2 (4,2)

запор | constipation

COVID-19

ОРВИ | ARTI

2 (2,4)

–

2 (2,4)

–

2 (2,4)

–

диарея | diarrhea

COVID-19

ОРВИ | ARTI

1 (1,2)

–

1 (1,2)

2 (4,3)

2 (2,4)

–

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

*Гастроинтестинальные расстройства de novo по отношению к предыдущей временнóй точке, n (%)

Gastrointestinal disorders de novo in relation to the previous time point, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (6,0)

–

1 (1,2)

–

1 (1,2)

–

2 (2,4)

1 (4,3)

1 (1,2)

–

Катаральные симптомы на момент телефонного контакта, n (%)

Catarrhal symptoms at the telephone contact, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

5 (6,0)

1 (2,1)

5 (6,0)

7 (14,9)

р₁ = 0,089

5 (6,0)

14 (29,8)

р₁ < 0,001

8 (9,5)

15 (31,9)

р₁ = 0,067

5 (6,0)

16 (34,0)

р₁ < 0,001

0,725

< 0,001

Только катаральные симптомы, n (%)

Catarrhal symptoms only, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

1 (1,2)

3 (6,4)

р₁ = 0,092

1 (1,2)

5 (10,6)

р₁ = 0,022

5 (6,0)

7 (14,9)

р₁ = 0,017

–

9 (19,1)

р₁ < 0,001

0,287

0,009

Повторные эпизоды ОРВИ между точками телефонного контакта, n (%)

Recurrent episodes of ARTI episodes between the points of telephone contact, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

7 (8,3)

19 (40,4)

р₁ < 0,001

14 (16,7)

19 (40,4)

р₁ = 0,003

26 (31,0)

20 (42,6)

17 (20,2)

18 (28,3)

0,002

0,976

Всего заболеваний, n (%)

Total diseases, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

10 (11,9)

21 (44,7)

р₁ < 0,001

17 (20,2)

21 (44,7)

р₁ = 0,004

34 (30,5)

21 (44,7)

19 (22,6)

18 (38,3)

р₁ = 0,056

< 0,001

0,872

Частота антибактериальной терапии, n (%)

ABT frequency, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

6 (7,1)

5 (10,6)

1 (1,2)

5 (10,6)

р₁ = 0,022

8 (9,5)

3 (6,4)

7 (8,3)

3 (6,4)

0,079

0,082

Количество детей, обращавшихся к врачу за период между точками телефонного контакта, n (%)

The children number with doctor’s appointment between telephone contact points, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

19 (22,6)

21 (44,7)

р₁ = 0,009

25 (29,8)

22 (46,8)

р₁ =0,052

36 (42,9)

19 (40,4)

28 (33,3)

16 (34,0)

0,014

0,506

Среднее число обращений к врачу, M ± SD

Average number of medical appointments, M ± SD

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

2,3 ± 1,4

2,9 ± 2,1

1,8 ± 2,1

1,7 ± 1,2

1,3 ± 0,7

1,5 ± 0,6

1,4 ± 0,9

1,7 ± 0,9

0,029

1,0

Количество госпитализаций между точками телефонного контакта, n (%)

The hospitalizations number between telephone contact points, n (%)

COVID-19

ОРВИ | ARTI

–

1 (2,1)

–

1 (2,1)

3 (3,6)

1 (2,1)

1 (1,2)

1 (2,1)

–

Дети ≥ 6 лет чаще жаловались на слабость/утомляемость, головную боль и эмоциональные расстройства (2,4–23,8%) и редко (1–7%) — на непереносимость физических и психических нагрузок, когнитивную дисфункцию, затруднённое дыхание, нарушение сна, выпадение волос и гастроинтестинальные расстройства. При «грубой» оценке в раннем периоде реконвалесценции распространённость признаков СВД (разница 19,2% (95% ДИ 3,5–34,9%); ОР = 0,9 (95% ДИ 0,04–2,50)), сердечно-сосудистых симптомов (разница 13,3% (95% ДИ 4,6–22,1%); ОР = 6,27 (95% ДИ 0,02–53,1)), субфебрильного состояния (разница 12,2% (95% ДИ 3,6–20,7%); ОР = 5,7 (95% ДИ 0,10–49,2)) и гипосмии (разница 14,3%) после COVID-19 была выше, чем после ОРВИ (табл. 2). Однако повышение рисков, связанных с COVID-19, было несущественным.

В течение года после COVID-19 распространённость доминирующих признаков, включая комплекс симптомов СВД по ваготоническому типу, последовательно снижалась (табл. 2). Другие кластеры и симптомы регистрировались на стабильном уровне. Гипосмия постепенно купировалась, но через 12 мес субъективно сохранялась в 2,4% (95% ДИ 0,6–9,1) случаев. Число новых заболеваний (в основном повторных ОРВИ) увеличилось к 6 мес и затем снизилось. В течение 6 мес после COVID-19 диагностированы 2 случая артрита (2,4%; 95% ДИ 0,4–9,1%), геморрагический васкулит (1,2%; 94% ДИ 0–7,4%), внебольничная пневмония, гнойно-воспалительные заболевания (2 случая).

После ОРВИ траектория распространённости основных симптомов была иной. Сумма симптомов СВД за счёт слабости/утомляемости, головных болей утомления и в целом вегетативной дисфункции по ваготоническому типу наросла к 3–6 мес, затем снизилась к концу года. Регистрация других нереспираторных симптомов не отличалась от COVID-19. Существенную долю причин нарушения здоровья составляли новые эпизоды ОРВИ и связанные с ними катаральные симптомы. После исходной ОРВИ в единичных случаях диагностированы цистит, бактериальный синусит и 2 эпизода COVID-19, в том числе один с гипосмией (табл. 2).

В целом, после COVID-19 (как и среди детей < 6 лет) по сравнению с группой ОРВИ риски новых эпизодов респираторных инфекций оказались более низкими через 3 мес (на 31,3% (95% ДИ 16,9–47,3); ОР = 0,79 (95% ДИ 0,55–0,91)) и через 6 мес (на 23,7% (95% ДИ 7,6–39,9); ОР = 0,59 (95% ДИ 0,26–0,77)). Соответственно ниже (на 22,1% (95% ДИ 5,3–38,9); ОР = 0,49 (95% ДИ 0,16–0,70)) была обращаемость к педиатру. В течение года среди детей ≥ 6 лет в сравниваемых группах какие-либо симптомы отсутствовали в 47,6% случаев в группе COVID-19 и в 61,7% — в группе ОРВИ (р = 0,122).

Частота РСС в сравниваемых группах была стабильной в течение полугода и умеренно снизилась через год (группа COVID-19: 44,0; 41,7; 42,9 и 33,3%; группа ОРВИ — 40,4; 40,4; 36,2 и 17,0% в индексных точках соответственно; р > 0,05). РСС чаще встречалось у детей ≥ 6 лет, чем у детей < 6 лет, через 1 мес после выписки из больницы (группа COVID-19: возрастная разница 22,7% (95% ДИ 6,3–39,3); ОР = 1,20 (95% ДИ 0,08–3,50); р = 0,009; группа ОРВИ: разница 21,5% (95% ДИ 4,2–38,7); ОР = 1,13 (95% ДИ 0,13–3,03), ОШ = 2,9 (95% ДИ 1,20–6,98); р = 0,018). В более поздние сроки возрастных отличий не установлено.

Риск симптомокомплекса РСС у пациентов ≥ 6 лет, не болевших острыми инфекциями или другими установленными заболеваниями, был выше после COVID-19, чем после ОРВИ, в течение 1 мес, а риск РСС de novo был выше только в момент выписки из стационара (р = 0,039). Далее статистической разницы по этому показателю не получено. Через 6 мес наблюдения случаи РСС de novo у детей ≥ 6 лет практически отсутствовали (рисунок, б).

Множественные и устойчивые (в течение всего года) нарушения, существенно влияющие на самочувствие, значительно чаще встречались у детей с отягощённым по СВД анамнезом, чем возникали de novo (группа COVID-19: 26,5% против 1,1% соответственно; р < 0,001; группа ОРВИ — 21,4 и 2,2% соответственно; р = 0,016). В табл. 3 представлены сОШ рисков основных кластеров симптомов, скорректированные по возрасту, отягощённому по СВД анамнезу и повторным эпизодам ОРВИ.

Таблица 3. Скорректированное по признакам вегетативной дисфункции в анамнезе и заболеваемостью ОРВИ ОШ у детей ≥ 6 лет

Table 3. History of autonomic dysfunction and incidence of acute respiratory infections adjusted odds ratio in children ≥ 6 years

Признак \| Sign	сОШ Аdjusted OR	95% ДИ 95% CI	р
Шансы повышены после COVID-19 \| Odds are increased after COVID-19
Самочувствие нарушено (самооценка), выписка из больницы Well-being is impaired (self-assessment)	2,038	1,141–3,644	0,016
в том числе у детей ≥ 12 лет \| including children ≥ 12 years	1,634	1,065–2,507	0,037
Симптомы СВД (любые признаки), выписка из больницы Autonomic dysfunction (any signs), discharge from the hospital	4,509	2,377–8,559	< 0,001
Шансы повышены после ОРВИ \| Odds are increased after ARTI
Самочувствие нарушено (самооценка) через 6 мес Well-being is impaired (self-assessment) after 6 months	2,484	1,365–4,518	0,003
Шансы повышены у детей с СВД в анамнезе вне зависимости от группы COVID-19/ОРВИ Odds are increased in children with a history of autonomic dysfunction regardless of COVID-19/ARTI group*
РСС через 1 мес \| After 1 months	3,187	1,889–5,381	< 0,001
РСС через 6 мес \| After 6 months	3,333	1,806–6,147	< 0,001
Самочувствие нарушено (самооценка) \| Well-being is impaired (self-assessment)
через 1 мес \| after 1 months	1,756	2,112–1,068	0,015
через 6 мес \| after 6 months	1,824	1,157–2,872	0,009
Головная боль через 1 мес \| Headache after 1 months
через 1 мес \| after 1 months	2,809	1,614–4,889	< 0,001
через 6 мес \| after 6 months	3,274	1,831–5,795	< 0,001
Слабость, утомляемость, нарушение двигательной активности Weakness, fatigue, locomotor activity
через 1 мес \| after 1 months	2,440	1,551–3,838	< 0,001
через 6 мес \| after 6 months	2,472	1,527–4,007	< 0,001
Психоэмоциональные расстройства \| Psychoemotional disorders
через 1 мес \| after 1 months	3,447	1,774–7,007	< 0,001
через 6 мес \| after 6 months	2,918	1,596–5,333	< 0,001
Симптомы СВД (любые признаки) через 1 мес Autonomic dysfunction (any signs) after 1 month	3,387	2,076–5,474	< 0,001
в том числе у детей ≥ 12 лет \| including children ≥ 12 years	1,718	1,070–2,759	0,024
Симптомы СВД (любые признаки) через 6 мес Autonomic dysfunction (any signs) after 6 months	3,187	1,917–5,296	< 0,001
Шансы повышены у повторно болевших ОРВИ вне зависимости от группы COVID-19/ОРВИ Odds are increased in children with repeated ARTI regardless of the COVID-19/ARTI group
Когнитивная дисфункция через 6 мес \| Cognitive dysfunction after 6 months	1,745	1,023–2,977	0,041
СВД по ваготоническому типу через 6 мес Vagotonic autonomic dysfunction after 6 months	1,788	1,007–3,171	0,047
Симптомы СВД (любые признаки) через 6 мес Autonomic dysfunction (any signs) after 6 months	1,768	1,181–2,649	0,006

Примечание: *ОШ были повышены во всех временны́х точках контакта, для удобства приведены только точки 1 и 6 мес.

Note: *Аt all time points of contact, odds were increased for these signs only points of 1 and 6 months are given for convenience.

Из табл. 3 видно, что шансы жалоб после COVID-19 были повышены в сравнении с ОРВИ только в момент выписки из стационара, особенно у детей ≥ 12 лет, но через 6 мес шансы были более высокими в группе ОРВИ. Оказалось, что не этиология исходной респираторной инфекции, а именно СВД в анамнезе значительно увеличивал риски доминирующих симптомов во всех точках телефонного контакта. У подростков ≥ 12 лет такие риски были более высокими, чем у детей < 12 лет, если до исходного заболевания регистрировался СВД (сОШ = 3,2; 95% ДИ 2,0–5,2; р < 0,001). Интересно, что повторные респираторные эпизоды повышали шансы наиболее значимых кластеров (СВД, в том числе по ваготоническому типу и когнитивных расстройств) к 6 мес наблюдения вне зависимости от этиологии исходной инфекции.

Обсуждение

Согласно последним данным, РСС у детей характеризуется несколькими группами признаков/состояний [1, 24]. После тяжёлых форм COVID-19 и у коморбидных пациентов РСС диагностируется чаще и оказывает более существенное влияние на детское здоровье [1, 3, 25]. Настоящая работа представляет собой попытку объяснить гетерогенность клинических проявлений и временнóй динамики РСС.

В целом мы получили информацию о распространённости, спектре и динамике симптомов, совпадающую с большинством опубликованных систематических обзоров и метаанализов [1, 4, 7, 8]. Симптомы, выявленные при анкетировании, встречались с частотой 32–39%. Наиболее распространёнными были психоэмоциональный кластер и кластер СВД, хотя дети старшего возраста более детально обозначали ощущаемые симптомы, что естественно. Существенную долю составлял респираторный кластер, нередко единственный.

В целом пациенты из групп COVID-19 и ОРВИ испытывали одинаковые симптомы. «Грубая» (нескорректированная по возможным искажающим факторам) оценка отличий группыы COVID-19 от SARS-CoV-2-отрицательной группы обнаружила более высокие риски нарушений самочувствия (дополнительно у детей < 6 лет — проблемы со сном, а у детей ≥ 6 лет — гипосмия и кластер СВД) только в периоде ранней реконвалесценции. Разница по большинству конкретных признаков отсутствовала, что, вероятно, связано с исключением коморбидных пациентов. Мы подтвердили увеличение распространённости некоторых симптомов среди детей старшей возрастной группы (особенно ≥ 12 лет), описанную ранее [12].

В настоящем исследовании наблюдалась различная динамика отдельных симптомов (неоднородные сроки появления и длительность), отмеченная и другими авторами [14–16]. После COVID-19 общее число жалоб последовательно снижалось параллельно повышению среднего балла личностной оценки состояния здоровья. У детей < 6 лет статистическая динамика отдельных кластеров отсутствовала, а у детей ≥ 6 лет частота гипосмии, кластеров утомляемости и СВД (сердечно-сосудистых вегетативных симптомов и СВД по ваготоническому типу) существенно уменьшилась в течение года. В группе ОРВИ сумма негативных субъективных ощущений наросла к 3–6 мес в ассоциации со значительной частотой повторных эпизодов респираторных инфекций: у детей < 6 лет за счёт психоэмоционального кластера, у пациентов ≥ 6 лет — за счёт кластеров когнитивного, усталости и ваготонического СВД. Средний оценочный балл состояния здоровья в группе ОРВИ практически не менялся. На протяжении всего года большинство пациентов обеих групп испытывало лёгкие нарушения здоровья, и их продолжительность не превышала 3–6 мес.

Ещё на ранних этапах пандемии исследователи отметили значительное сходство РСС с клиническими проявлениями дисфункции ВНС [6, 26]. До распространения COVID-19 было показано, что синдром постуральной ортостатической тахикардии, основными клиническими признаками которого являются головокружение, тахикардия, головная боль и трудности с концентрацией внимания, наиболее часто возникает в молодом возрасте с медианой 14 лет и диагностируется со значительным опозданием у большинства пациентов [27]. Принимая во внимание эти данные, мы сосредоточились на определении разницы распространённости симптомов РСС у детей и подростков, имевших и не имевших подобные состояния до COVID-19, что, на наш взгляд, является сильной стороной исследования.

У детей < 6 лет СВД в анамнезе регистрировался редко, поэтому возможности углублённого анализа по этому признаку были ограничены. В старшей возрастной группе расчёт сОШ с поправкой на возраст и историю СВД в прошлом значительно сузил диапазон и размер эффектов COVID-19. Группа COVID-19 отличалась от SARS-CoV-2-отрицательного контроля только в момент выписки из больницы повышенными рисками жалоб на плохое самочувствие. В других временны́х точках частота симптомов ассоциировалась не с этиологией исходной респираторной инфекции (COVID-19 или ОРВИ), но именно с историей дисфункции ВНС до пандемии. Среди пациентов без истории аналогичных симптомов и не болевших в течение года РСС de novo был редким явлением (2,7–8,0%) без статистических отличий между группами COVID-19 и ОРВИ. Суммарно (вне зависимости от исходной инфекции) множественные (5–25) и устойчивые (во всех индексных точках) симптомы, оценённые пациентами как существенные, возникали de novo ещё реже — в 1,7% случаев (95% ДИ 0,4–4,9), но значительно чаще среди детей с СВД в анамнезе — 25% случаев (95% ДИ 13,6–39,6%; разница 23,3% (10,9–35,7%), ОР = 14,8 (4,4–50,6); р < 0,001). Представляется, что риски РСС у большинства пациентов были обусловлены исходным состоянием физического и психического здоровья, а личностное восприятие стрессовой ситуации в условиях текущей пандемии играло весомую роль в качестве поддерживающего триггера симптомов. Вместе с тем некоторые пациенты действительно ощущали себя больными, о чём свидетельствовали частые обращения к врачу.

Несмотря на то что взаимосвязанный с COVID-19 педиатрический СВД изучен недостаточно, представлены убедительные биомаркеры дисбаланса ВНС как в остром периоде инфекции, так и после неё [28–30]. R. Buchhorn показал, что данные вариабельности сердечного ритма после COVID-19 существенно не отличаются от таковых у подростков с вегетативной дисфункцией, возникшей из-за психосоматических заболеваний до пандемии COVID-19 [31]. Исследование B.H. Shaw и соавт., проведённое незадолго до пандемии COVID-19, продемонстрировало различные триггеры дисавтономии со значительным преобладанием инфекции (41%) и психологических проблем (28%). Пубертатный период развития ребёнка также отмечен в качестве важного предиктора СВД. Интересно, что в этом исследовании 40% пациентов сообщили о начале симптомов через 3 мес после инициирующего события [27]. Дисбаланс ВНС описан и при других респираторных вирусных инфекциях, например при гриппе [32] или респираторно-синцитиальной инфекции [33].

Косвенное подтверждение этих данных получено и в настоящей работе, т. к. частота жалоб ваготонического СВД и когнитивного кластера увеличилась через 3–6 мес у SARS-CoV-2-негативных пациентов, которые чаще болели повторными ОРВИ. А поправка на искажающие факторы обнаружила значимую роль повторных респираторных инфекций в увеличении рисков таких жалоб. Углублённые исследования продемонстрировали при COVID-19 вегетативные нарушения с преобладанием парасимпатического тонуса [34], хотя многофакторная генерация симптомов и индивидуальные характеристики пациентов опосредуют сложные механизмы дисбаланса ВНС [30].

Стрессовые события являются важнейшим триггером СВД, особенно у предрасположенных пациентов. Пандемия SARS-CoV-2 на глобальном уровне вызвала значительное ухудшение психического и когнитивного здоровья не только у взрослых, но и у детей, что получило название «коронавирусная тревога» [35–37]. Беспокойство о своём здоровье и здоровье близких, страх, негативное освещение в средствах массовой информации, социальная изоляция и отсутствие физической активности усилили стрессовое давление пандемии. Не только подростки, которые более осознанно реагируют на негативный информационный поток, страдали от устойчивых переживаний. Дети младшего возраста также испытывали субъективную тревогу в ответ на тревожность матери [38, 39]. Пациенты с особыми психологическими потребностями или тревожные на исходном уровне имели повышенную чувствительность к вызовам эпидемиологической ситуации, связанной с распространением SARS-CoV-2 [37, 38]. Чрезмерная озабоченность состоянием здоровья может сохраняться в течение многих месяцев после COVID-19 [40]. У взрослых ожидание симптомов, базовая симптоматическая психологическая нагрузка и сведения о перенесённой коронавирусной болезни, но не серологическое её подтверждение были предикторами ухудшения соматических симптомов [41]. Использование шкал для оценки нейропсихиатрических симптомов и соматизации подтвердили субъективную непереносимость стресса и субъективный когнитивный дефицит у пациентов с РСС [42]. По нашим данным, повторные респираторные эпизоды в условиях продолжающейся пандемии как таковые или в качестве эффекта ноцебо, по-видимому, поддерживали/углубляли чувство страха, тревогу и депрессию.

Результаты нашего исследования поддерживают модель РСС, в которой совокупность симптомов представляет собой действительно переживаемые стойкие соматические симптомы, которые обычно носят функциональный характер и, следовательно, потенциально обратимы. РСС, вероятно, является расстройством с соматическими симптомами и предрасполагающими, провоцирующими и закрепляющими факторами [10].

Таким образом, представляется, что РСС не является уникальным событием, свойственным COVID-19, и, по всей видимости, не может быть нозологической единицей клинического диагноза. По нашим данным, единственной клинической характеристикой SARS-CoV-2-инфекции были хемосенсорные расстройства, которые распространены у детей старшего возраста и подростков (сформулировать свои ощущения в виде жалобы дети младших возрастных групп не способны) и сохраняются долго [43]. Интересно, что изначальная выраженность гипосмии, эмоциональный стресс и депрессия могут быть факторами риска её персистенции в течение 2 лет [44]. Другие специфичные симптомы для COVID-19 и РСС в сравнении с SARS-CoV-2-негативными пациентами нами не установлены.

Ограничениями данного исследования можно считать сбор информации анкетированием без инструментальных исследований, которые приняты для диагностики СВД и связанных сердечно-сосудистых расстройств. Логично допустить, что матери младших детей и дети старшего возраста, зная о своем заболевании и находясь в условиях стрессового воздействия пандемии, склонны неосознанно искажать истинную картину собственного здоровья, что, вероятно, дополнительно стимулировалось наводящими вопросами анкет. Мы оценивали сведения о повторных эпизодах ОРВИ и повторном тестировании наличия SARC-CoV-2 со слов пациентов, и невозможно точно исключить субъективные ошибки данных, хотя в России в этот период было строго регламентировано тестирование всех пациентов с ОРВИ. Возраст пациентов в группе COVID-19 был немного смещён в сторону детей старше 12 лет, имевших более частые жалобы. Тогда следует предполагать вероятность меньших рисков COVID-19, чем установлено в данной работе. Вместе с тем проспективный тип нашего исследования, исключение факторов (тяжесть заболевания и коморбидность), способных заведомо вызвать смещение данных, учёт выраженности симптомов и их динамической вариабельности, незначительная доля отсева и учёт новых событий (заболеваний) на протяжении периода наблюдения позволяют считать, что полученные данные имеют научную и практическую пользу.

Заключение

Данные о распространённости РСС у детей различаются из-за отсутствия конкретных диагностических критериев, надёжных биомаркеров и существенных ограничений многих проведённых исследований. Настоящая работа представляет собой попытку поиска объяснений структурной и временнóй вариабельности РСС как такового и поэтому была сосредоточена на поисках взаимосвязей симптомов после COVID-19 с исходными функциональными нарушениями и любыми событиями в течение года. Поправка на возраст и историю СВД в прошлом позволила установить редкую распространённость РСС (2,7–8,0%) и отсутствие различий между пациентами с подтверждённой или исключённой молекулярными и серологическими методами SARS-CoV-2-инфекции. Кроме длительно сохраняющейся гипосмии, мы не обнаружили специфичных последствий COVID-19 в сравнении с ОРВИ. В большинстве случаев нарушения были лёгкими и продолжались в течение 3–6 мес. Устойчивые и множественные симптомы, воспринимавшиеся пациентами как серьёзные, обнаруживались у четверти пациентов с СВД в прошлом и только у 1,7% пациентов de novo. Результаты исследования показали, что повторные респираторные инфекции в условиях продолжающейся пандемии могут быть значимым триггером новых симптомов, что объясняет описанную ранее временну́ю вариабельность РСС. Учитывая наши и появившиеся в последнее время данные, мы поддерживаем актуальную концепцию, в которой РСС представляет собой соматоформное функциональное расстройство, вероятно, социогенного характера у тревожных на исходном уровне пациентов.

Изучение РСС представляет новые аспекты последствий широко распространённых респираторных вирусных инфекций, поскольку некоторые пациенты действительно нуждаются как в медицинской, так и в психосоциальной реабилитации.

¹WHO. A clinical case definition for post COVID-19 condition in children and adolescents by expert consensus, 16 February 2023. Available at: https://who.int/publications/i/item/WHO-2019-nCoV-Post-COVID-19-condition-CA-Clinical-case-definition-2023-1